Современная мебель середины века обязана своей популярностью государству всеобщего благосостояния

Первые президентские дебаты, транслируемые по телевидению, в 1960 году начались с того, что оба кандидата сели, прежде чем подойти к своим трибунам. Никсон был незабываемо нетелегеничен: потный и неуютный. Сидящий рядом с ним на стуле Кеннеди, скрестив ноги, выглядит расслабленным, молодым и красивым. За прошедшие 60 лет мы стали думать, что Джон Кеннеди выиграл дебаты, зная, как играть на камеру. Но, возможно, стулья тоже помогли: они были датскими.

На самом деле это были знаменитые круглые стулья Ганса Вегнера: высший символ изысканности середины века. Стул был спартанским и простым — один большой изгиб, который можно было легко поднять и переместить (спинка представляла собой естественную ручку), как и многие другие обтекаемые датские изделия. Дизайн был подходящим для послевоенной Америки: демократичный вид в своей простоте и использовании натуральных продуктов, но без громоздкости и украшений, знак будущего, в котором форма следует за функцией. Как описал датскую мебель один журналист того времени: «Она была «человечной и теплой» в отличие от «тоталитарной» эстетики, предложенной International Style.

Стул Wegner — один из двух предметов, которые Мэгги Тафт рассматривает в своей новой книге «Вождь и стул: расцвет датского дизайна в послевоенной Америке». Второе кресло — Chieftain, разработанное FinnJuhl. Вместе они, кажется, отражают две разные формы стремления. В то время как круглый стул сдержан и непритязателен, Chieftain, как следует из названия, представляет собой кресло босса для отдыха: большое, глубоко утопленное в пол, с изогнутыми черными кожаными подлокотниками на горизонтальных опорах, которые образуют прямой угол со спинкой стул. Тонкие диагонали из тикового дерева поддерживают большое кожаное сиденье, создавая то, что Тафт называет «эффектом парения». Два стула также были созданы очень разными людьми: Юль был архитектором с престижной степенью Датской королевской академии и деканом местного колледжа. Вегнер учился на столяра, а затем отправился в Копенгаген, чтобы стать дизайнером; у него было больше общего с ремесленниками, делавшими стулья, чем со знаменитыми архитекторами, преподававшими промышленный дизайн.

Самая известная скандинавская мебель теперь продается в плоских упаковках, которые можно купить по дешевке, зайдя в кафетерий за порцией замороженных фрикаделек с брусничным джемом. Но первоначальная привлекательность датской мебели была более глубокой: она обещала мастерство во времена наращивания конвейерного производства и урезанную эстетику натурального дерева, когда космический век новых материалов был на подъеме. Как показывает Тафт, эти качества были тесно связаны с датской политической культурой в послевоенные годы – с ее прогрессивным мышлением, яркими демократическими принципами и, прежде всего, с формирующимся государством всеобщего благосостояния.

Американские потребители начали интересоваться датскими дизайнерами еще в 1920-х годах. Бруклинский музей представил датское искусство и дизайн интерьера в 1929 году, а копенгагенские производители мебели приняли участие во Всемирной выставке 1939 года в Нью-Йорке. Но по-настоящему популярная в Соединённых Штатах датская мебель стала после Второй мировой войны. Рынок элитной мебели был несколько ограничен в Европе, где страны, разоренные и истощенные войной, медленно возрождались из руин. Датчане и другие скандинавские мебельные ритейлеры почувствовали возможности в США, где располагаемые доходы текли более свободно. Послевоенная Америка жаждала диванов, стульев, столов и комодов, которые можно было бы разместить внутри многочисленных возникающих проектов, подобных Левиттауну.

Большая часть мебели соответствовала принципам, представленным на конкурсе MoMA 1949 года на дизайн недорогой мебели. Но более состоятельные покупатели также начали коллекционировать предметы интерьера для модернистских домов. Тафт использует примеры домов Марселя Брейера и Миса ван дер Роэ: дома в международном стиле с угловатыми линиями и спартанскими интерьерами, где владельцы оттеняют эту строгость теплотой датской мебели. Хотя датские стулья считаются частью модернизма середины века, они противоречат большей части эстетики: они просты, но не скупы, скорее домашние, чем индустриальные, и созданы природой, в отличие от пластика, стали или бетона, используемых в модернистской или бруталистской архитектуре. Они были более удобным дополнением к немного стерильным и просторным интерьерам модернистских домов.